запятые? не, не слышал
Название: Уровни
Автор: D.
Бета: H.G. Wells
Пейринг: 007|Q
Рейтинг: G
Жанр: gen
Саммари: Кью начинает понимать, что значит работать с Джеймсом Бондом.
Предупреждение: постскайфол
Спасибо прекрасной Моро, которая сделала баннер, с которого я прусь и спасибо прекрасной Кэл, которая до сих пор меня терпит
lvl 001
Последнее время со всеми этими перестановками и перетасовками работы стало до черта много, поэтому Кью возвращается домой за полночь с единственной мыслью — о шестичасовом сне.
Он заходит в квартиру, привычно бросает сумку на столик в прихожей и, попутно раздеваясь, идет в спальню. И замирает на пороге, потому что в проеме окна вырисовывается силуэт.
— Ты сдал меня Мэллори, — невозмутимо говорит силуэт голосом Бонда, и Кью не знает, что ему делать: то ли оправдываться, то ли попытаться сбежать.
— Вы не прошли тесты, 007, — вскидывает подбородок Кью. С чего бы ему оправдываться, в самом деле, в первую очередь это ведь опасно для самого Бонда.
Кью медленно, не поворачиваясь спиной к собеседнику, нащупывает выключатель и зажигает свет. Бонд даже не моргает, хотя черт его знает, сколько простоял в темноте.
— Собирайся, — так же невозмутимо говорит Бонд. — У меня самолет через три часа.
—Рад за вас, при чем здесь я? — пожимает Кью плечами и, не обращая внимания на Бонда, расправляет кровать. Ему сейчас глубоко все равно, что по этому поводу думает 007: он не спал почти двое суток и не собирается менять свои планы.
— Я прошел тесты, — поясняет Бонд и насмешливо смотрит на Кью.
— Рад за вас, — повторяет Кью и взбивает подушку. — Довели психолога до нервного срыва?
— Он задавал слишком много вопросов.
Кью демонстративно падает на кровать прямо в одежде и закрывает глаза:
— Лондон-Дакка? Насколько я помню, самолет должен был быть у вас завтра в два часа дня. До того, как я сдал вас Мэллори, — язвительно добавляет Кью и поворачивается на бок, спиной к по-прежнему неподвижному Бонду.
— Вы сдали меня Мэллори, а я сдал тесты. И мой самолет через три часа, и лечу я в Калькутту. Кью, не вынуждайте меня применять другие методы убеждения, — ровно говорит Бонд.
— Будете пытать? — интересуется Кью и даже открывает глаза.
— Да, — кивает Бонд. — Придется звонить в аэропорт, врать, что в здании бомба, и куче людей, которые устали не меньше вашего, придется не спать всю ночь, рейсы задержат, в конце концов, я улечу тем самолетом, которым хочу, а вам будет стыдно.
— Нисколько.
Кью смешно. Бонд же не псих делать все это. Но он смотрит на Бонда, на затаившуюся в уголках губ вежливую усмешку и разбивается о его спокойный уверенный взгляд. Это Бонд, думает Кью, и он поступит именно так как сказал.
Кью садится на постели. Ему уже не смешно.
— Что вам от меня нужно?
— Мой пистолет, — невозмутимо отвечает Бонд. — Взрывающихся авторучек не прошу.
Кью с ненавистью смотрит на Бонда, на его наглую, почти незаметную и от этого еще более издевательскую усмешку, на его идеально отглаженный костюм и начищенные ботинки и понимает, что 007 выиграл очередную партию в их противостоянии.
— У вас уже есть пистолет, — вяло парирует Кью. Он уже понял, что проиграл, и нехотя натягивает на себя куртку, но считает своим долгом хоть что-то ответить.
— Мне нужен мой пистолет, — поясняет Бонд. — Тот, что реагирует на отпечатки моих пальцев.
— Вы еще не успели их сменить? — Кью шнурует ботинки.
— Как-то не подумал, — серьезно говорит Бонд. — Но мысль хорошая.
В офисе МИ-6 тихо. Конечно — три часа ночи. В МИ-6 работают всего два психа — 007 и присоединившийся к нему сегодня Кью.
— Почему вы сменили рейс? — спрашивает Кью.
— Потому что не похож на идиота, — Бонд рассматривает запонки с небольшими бриллиантами, в которых спрятаны радиопередатчики, и кладет их в карман. — Это я возьму с собой.
— Осваиваете новые технологии? — фыркает Кью и заполняет документы на все, что выбрал Бонд.
— Опасаюсь, что Мэллори аннулирует все мои кредитки.
Кью не сдерживает и ухмыляется.
— Так не позвольте этому случиться, 007. Ваш пистолет, — Кью протягивает Вальтер.
— Забавно наблюдать за лицами тех идиотов, что пытаются из него вышибить мне мозги.
— Именно поэтому вы постоянно теряете эти пистолеты?
— Конечно. Вы же не думаете, что я их действительно теряю.
Бонд ухмыляется уголками губ и уходит.
Кью вздыхает, смотрит на часы и понимает, что смысла ехать домой уже нет. Вместо этого он поднимается на крышу здания и наблюдает, как где-то за городом восходит солнце.
Самолет Бонда, конечно, не через три часа, а на следующий день, но не из Лондона, а из Эдинбурга и не в Калькутту, а в Вену. Потом поезд на Берлин, а уже оттуда — самолет в Нью-Дели.
Кью это узнает, отслеживая перемещения Бонда, — потому что никогда нельзя верить шпионам.
Бонд будет позволять следить за собой, потому что иногда шпионы верят своим квартермейстерам.
И проверяют их. Вот как сейчас, когда Кью в конце доклада для Мэллори сообщает: «007 успешно приземлился в Дакке».
После этой фразы, глядя на Мэллори, Кью понимает, что никаких тестов Бонд, естественно, не сдавал.
lvl 002
Разумеется, Мэллори аннулирует все кредитки Бонда. Разумеется, даже посылает кого-то его искать.
Разумеется, поднимается грандиозный скандал. Разумеется, Кью чувствует себя ужасно неловко и готов задушить Бонда собственными руками, хотя дальше кабинета Мэллори информация не уходит.
Бонд словно проваливается сквозь землю: выныривает в Нью-Дели, снимает все наличные, таящиеся на его банковских счетах, и выкидывает чертовы запонки в Джамну. Подумать только, просто берет и выкидывает — будто в насмешку над доверчивостью Кью.
А потом исчезает, а через пару недель всплывает в Каире, отметив свой приезд парой взрывов. Кью тогда мрачно смотрит на видеозапись горящего посольства народной республики Бангладеш и надеется, что Бонд был не настолько известен, чтобы его узнавали по носку ботинка. Как раз этот начищенный ботинок и является последним, что попадает в кадр, перед тем как запись обрывается.
Через пару недель после этого в Чили убивают весьма неоднозначного местного воротилу, а еще через несколько дней, уже из Перу сбегает достаточно влиятельный генерал и просит политического убежища у Британской Короны.
Каждый вечер, заходя в квартиру, Кью осматривается, готовый вновь увидеть силуэт у окна, но квартира пуста. Он сам не знает, что хочет сделать с Бондом, когда тот объявится: послать его или пристрелить? А потом, когда в разрушенном от пожара здании на окраине Гаваны находят пистолет, тот самый пистолет, который вручил Бонду Кью, ему хочется, чтобы Бонд просто вернулся.
Но тот не возвращается.
Кью заставляет весь отдел перетряхивать новости, даже самые незначительные, пытаясь найти хоть какой-то след. Но в мире ничего не происходит — ничего, связанного с Бондом: вряд ли тот заинтересовался бы выборами в Аргентине, или подстроил бы скандал с французским дипломатом, попавшемся на минете своему пресс-атташе.
Кью уже привыкает к пустой квартире и, входя внутрь, уже не проверяет каждый угол. Кью даже передвигает кровать, чтобы не просыпаться и не вглядываться в чертово окно, ища там непонятно кого.
Зиму сменяет весна, и Лондон неуверенно покрывается зеленой порослью, тающей в зябком сказочном тумане.
Именно из этого утреннего тумана на Воксхолл-кросс выезжает Aston Martin DB 5, из которого него как ни в чем не бывало выходит Джеймс Бонд. И так же невозмутимо, пересекает все кордоны, ведущие к зданию Ми-6. Так же невозмутимо, проходит прямо в кабинет Мэллори. Но Кью об этом узнает намного позже — сначала он встречает Бонда в собственном офисе.
Бонд стоит, опираясь на подоконник, в неизменном первоклассном костюме. Он гладко выбрит, но Кью замечает сбитые костяшки пальцев и то, как неловко он держит левую руку.
— Ты не сдал меня Мэллори, — говорит Бонд.
— Я был глуп, — вскидывает подбородок Кью.
— У тебя еще будет шанс, — спокойно обещает Бонд и добавляет невозмутимо: — Я опять потерял пистолет.
Кью смотрит на 007, и его губы трогает несмелая ухмылка.
Бонд кидает на стол тонкую черную папку и снова отходит к окну.
Кью знает, что там, и все равно открывает. Конечно, Бонд довел до нервного срыва психолога. Конечно, в резюме стоят единица и два нуля. И росчерк М. И дата — за две недели до того, как Бонд тогда, поздней осенью, заявился домой к Кью.
Никогда нельзя верить шпионам – потому что шпионы сами не верят никому.
Даже своим квартермейстерам, перепроверяя их снова и снова.
Естественно, Кью все это понимает. И все это также естественно, как давным-давно сданные Бондом тесты.
lvl 003
— Я попался, — коротко говорит Бонд, а потом Кью слышит шипение в динамике, от которого хочется закрыть ладонями уши. А потом он слышит треск и глухой удар, будто насекомое раздавили об асфальт. Наверное, так и было, если радиопередатчик можно считать живым существом.
Бонд знает правила игры, но от этого тишина не становится менее пугающей.
— Вышлите группу поддержки, — ровно говорит Кью, и офис будто оживает.
Все приходит в движение и появляются звуки, только давящая тишина остается внутри Кью, пока не разбивается на осколки, когда группа поддержки не находит ничего — разбитый вдребезги миниатюрный радиопередатчик не в счет.
Кью распечатывает себе его фото и вечером, дома, долго рассматривает, пытаясь заглушить тишину односолодовым виски прямо из горлышка.
Утром, собрав все отчеты, и не найдя ничего нового из того, что не раскопали уже его ребята, Кью плетется к Меллори.
Он ничего не говорит, кладет перед шефом МИ-6 стопку листов. Кью думает о том, что лучше бы там ничего не было, но там 450 647 знаков, не считая точек и запятых.
Меллори бегло просматривает отчет: листы не скреплены, и падают на ковер один за другим, по мере того как Меллори читает их.
— Плохо, — роняет он и откидывается на спинку кресла, сложив руки на груди.
Кью думает о том, что Меллори напоминает сейчас нахохлившегося воробья.
— Мы его подставили, — очень тихо говорит Кью.
Дело того стоило. Наверное.
Меллори мрачно смотрит на Кью и снова наступает та же самая тишина, гнетущая и давящая, разбивающаяся от голоса Меллори:
— Ищите. Найдите его, Кью, — Меллори смотрит на него своими птичьими глазами, словно хищник высматривая добычу, — Найдите, я не собираюсь повторять чужих ошибок.
Кью криво ухмыляется и кивает.
Кью ставит на уши весь отдел и возможно всю службу.
Кью отправляет послания всем резидентам, что есть в его распоряжении.
Кью молится, чтобы Бонда держали где-нибудь взаперти.
Кью просит у кого-то, то ли у дьявола, то ли у Бога, чтобы Бонда пытали.
Кью не спит ночами и мечтает о том, чтобы с Бондом что-нибудь делали.
Хоть что-нибудь.
С ним, а не с его трупом.
Кью ненавидит себя за то, что он в этом участвовал.
Сначала все казалось игрой: и уверения Меллори, что это все нормально для агента с двумя нулями, и ощущение, что все это ради чего-то очень важного, и..
Есть только отвратительный треск, умирающего под каблуком ботинка радиопередатчика, и давящая тишина, от которой Кью просыпается по ночам, тяжело дыша.
Через пять дней бессонницы с Ямайки приходит сигнал от «спящего агента» по каналу, который не использовался несколько лет.
Кью летит на Ямайку сам.
И находит Бонда, лежащего в гамаке под жарким тропическим солнцем. Он лежит здесь совершенно расслабленный и, кажется, довольный жизнью, и рука свисает из гамака, зажимая в ладони горлышко бутылки с пряным темным ромом.
— А вот и вы, — смеется Бонд, и Кью чувствует себя глупо, потому что он в брюках и в туфли набился песок. Потому что он прилетел из Лондона. Потому что забрался в военный вертолет. Потому что привез целую делегацию медиков. И спецназ. Бонду смешно, конечно.
— Вы не слишком-то вежливы, 007. Мы сбились с ног, ища вас, — выдавливает из себя Кью.
— Искали так плохо, что мне пришлось найтись самому, — доносится из гамака.
Кью хочется подойти и, наконец, увидеть Бонда. Вместо этого Кью разворачивается на пятках, и каблуки туфель отвратительно скребутся о песок:
— Через 10 минут мы вылетаем в Лондон, через восемь часов М. ждет полный отчет. Вам стоит поторопиться, 007, а то опять потеряетесь.
Кью опирается о ладонь какого-то агента, который помогает ему залезть в вертолет и наконец вздыхает полной грудью.
Лопасти вертолета шумят над головой, где-то далеко бьется о берег прибой, может быть, даже поют птицы.
Кью глубоко вздыхает и понимает, что избавился от этой тишины.
lvl 004
Бонд последним заходит в вертолет, и на нем уже очередной костюм. Будто и не было никаких белых льняных брюк, краешек которых Кью успел разглядеть, когда Бонд лежал в гамаке.
— В Лондоне, насколько я помню, холодно? — роняет 007, непринужденно усаживаясь, словно находится не в чреве армейского вертолета, а в каком-нибудь дорогом казино, или на худой конец в ресторане. Кью даже кажется на мгновение, будто сейчас Бонд попросит мартини и счет и официантку до кучи.
— В Лондоне туман, — говорит Кью и утыкается в ноутбук. Он не то чтобы разочарован или обижен, он просто ошеломлен. В сером Лондоне он напридумывал себе всяких ужасов и притащил с собой целую армию спасения, ожидая найти Бонда в лучшем случае умирающим в какой-нибудь местной лачуге , а в худшем... Фантазия у Кью была богатая, так что он был готов ко всему. А Бонд встретил их бутылкой рома и умирать совершенно не собирался.
Спецназ отменился сам собой, ополовиненная бутылка рома и язвительный тон отменили медиков, которых Бонд вдобавок просто послал. Кью бы хотел отменить сам себя, но он уже был тут, как и все те люди, которых он собрал. Ради чего?
— В Лондоне всегда туман, это не новость, — издевательски вежливо говорит Бонд и отворачивается от Кью.
Они больше не разговаривают, пока летят. Кью не желает начинать разговор, Бонд просто не желает разговаривать: сидит с отстраненным видом, и в каждой складке его костюма Кью чувствует немой вопрос «что он, Джеймс Бонд, здесь делает?» У Бонда совершенно непроницаемое лицо, словно у восковой фигуры из музея мадам Тюссо, и Кью становится интересно: меняется ли оно, когда Бонд спит или убивает? Или же он и тогда остается совершенно невозмутим?
Бонд утыкается в ноутбук, который ненавязчиво реквизирует у Кью, пока тот ходит за кофе.
— Отдайте мой ноутбук, — почти шипит Кью.
— Мэллори ждет моего отчета, а не вашего. Кстати, с чего вы взяли, что этот ноутбук именно ваш? Здесь же служебная информация — он принадлежит Британской Короне, — позволяет себе заметить Бонд с деланным удивлением, которое разлетается пеплом вместе с его следующей фразой: — Как и вы.
— Как и вы, — только и может повторить Кью. То ли повторить, то ли попытаться парировать — его слова сейчас, как неудачная атака неопытного фехтовальщака.
— Как и я, — мягко соглашается Бонд, и если бы они фехтовали, Кью бы уже лежал на земле с пробитой грудью. Шах и мат.
Кью не любит летать, и это правда — ему не нравится само ощущение полета, не нравится чувствовать себя беспомощным внутри железяки, путешествующей в пустоте. И чтобы отвлечься, он просто осмотрит Бонда.
Наблюдать за Бондом интересно и забавно: Бонд печатает и смотрит на клавиатуру, сосредоточенно хмурится, а иногда, видимо, задумываясь над очередным предложением, замирает и склоняет голову чуть набок. В какой-то из таких моментов Кью не выдерживает:
— Вспоминаете английский алфавит? — говорить с Бондом определенно лучше, чем думать о полете в пустоте.
Бонд медленно поднимает голову и смотрит на Кью: не в глаза, а чуть выше, куда-то туда, где переносица переходит в лоб, и Кью вздрагивает от этого слишком профессионального взгляда. Язвить больше не хочется.
— Раздумываю, отражать ли в отчете то светопреставление, что вы устроили, — Бонд захлопывает ноутбук и кладет его рядом с собой. — Пожалуй, я спасу от самоубийства вашу гордость.
Кью не находит ничего более достойного, чем промолчать.
По приезде в Лондоне Бонд сразу идет в кабинет М, а потом исчезает в хитросплетениях коридоров МИ-6. Кью не видит его недели три, погруженный в дела отдела и срочные задания от Мэллори, а затем случайно натыкается на 007 в архиве, когда заходит занести документы.
В окружении папок со старыми отчетами и какими-то собственными заметками Бонд смотрится так же органично, как среди огня и дыма с пистолетом в руках. На белоснежном листе бумаги перед ним лежит дорогая перьевая ручка, и Кью вдруг становится стыдно — он не помнит, когда последний раз писал сам, от руки, а не стуча по клавиатуре.
— Подтягиваете теорию? — осведомляется Кью, не в силах просто пройти мимо. Бонд и архив, подумать только.
— Открываю шкафы, — говорит Бонд и принимается демонстративно разглядывать какой-то документ. У Кью возникает ощущение, что 007 раскопал как минимум его личное дело.
Кью снова не находит ничего более достойного, чем промолчать: мало ли какие скелеты выпадают из тех шкафов, что открывает сейчас Бонд.
У себя в офисе Кью устраивает разнос одному из ассистентов, убивает файл с недописанной программой и разбивает чашку с кофе. Когда он возвращается к себе в квартиру, его не покидает ощущение, что кто-то смотрит ему в спину.
Проходит еще несколько недель, и Мэллори вызывает его к себе.
Лондон заметен снегом, Кью опаздывает и, буквально врываясь в кабинет Мэллори, с облегчением понимает, что он успел на минуту раньше назначенного.
— Есть задание для 007, — рассеянно говорит Мэллори.
— Я дам ему инструкции, — кивает Кью, быстро проглядывая тонкую папку с исходными данными — ничего сложного, он вполне мог получить все это просто по емейлу. План операции уже начинает формироваться у него в голове, но пока это лишь координаты на белом листе бумаги.
— Выясните, готов ли он, — добавляет Меллори и натыкается на удивленный взгляд Кью.
— Последнее задание далось ему тяжело: Он провел сутки в больнице, два раза посещал психолога, первый раз по моему настоянию, неделю не выходил из дома, — ровно перечисляет Меллори и, будто резюмируя, кидает: — Он должен быть уже в порядке, но проверьте.
Колышущиеся листья пальм и слепящее глаза солнце, темный ром в пузатой бутылке и краешек белых льняных брюк.
«Задание действительно было тяжелым», — хочет съязвить Кью, но давится уже готовой сорваться фразой.
Шипение в динамике и затопляющая пространство тишина, разбитый вдребезги передатчик и мучительное ощущение предательства на губах.
Он молчит несколько секунд, пока мозг обрабатывает новую информацию, раскладывая её в пустые ячейки не до конца сложенного паззла.
— Я должен был быть более внимательным, — сдержанно произносит Кью, признавая факт своей ошибки, но не извиняясь за неё, — Он выглядел нормально. Действительно нормально.
— Он не хотел, чтобы вы заметили что-то, и вы не заметили. Это его работа, — устало говорит Меллори и подходит к окну. На улице снег, и асфальт покрывается белой пушистой кромкой, под которой блестит черная вода — еще только днем шел дождь.
Меллори вдруг усмехается; выходит это у него совершенно не весело, и вряд ли он думает о Бонде, когда повторяет:
— Это просто работа — сливаться с тенью.
К черту работу, думает Кью и идет в ближайший паб.
К черту, говорит он сам себе и топит мысли в темном густом эле.
К черту, усмехается Кью, открывая дверь в собственную квартиру, — а черт уже действительно здесь, развалился в кресле и качает в ладонях бокал с пряным карибским ромом.
И тут Кью вспоминает, что поминать нечисть не следует даже мысленно.
UPD: продолжение от 30.12 - lvl 005
Бонд пьян. Он не буянит, не лезет обниматься и не ломает мебель, но Кью сразу понимает — Бонд пьян. Дело не в пряном запахе рома, и не в том, что Бонд курит, и даже не в том, что Бонд вообще сидит здесь, в этом кресле, в спальне Кью, качая в ладони стакан, а другой рукой катая по стеклянному столику патрон от вальтера.
Бонд всегда ассоциировался у Кью с меловой скалой — гребаной меловой скалой, типа тех, куда водят туристов на южном побережье. Они так и норовят отколоть кусок породы себе на память — дай им волю, и они бы все растащили на сувениры, но скалам все равно. Что для них мир вокруг?
Кью вдруг вспоминает, как когда-то он ходил на реку. Они жили тогда в Канаде — родители уехали туда по контракту, когда Кью было восемь. Соседские мальчишки любили кататься на льду, прыгать со всей силы — так, чтобы гладкая поверхность шла мелкими трещинками. Лед прогибался под тяжестью, натужно скрипел, шел неторопливыми волнами, и высшим пилотажем было пробежать по заводи вдоль. Тот март навечно врезался ему в память. Мать запрещала ему ходить к реке, но он не слушал — кто же слушает взрослых в восемь лет, когда вы пираты и у вас секретная база в ельнике на берегу?
Кью никогда не забудет мальчишеский крик «Смотрите, что я могу!» — Тони любил покрасоваться, и прыжок его вышел на загляденье — как в фильмах, которые они бегали смотреть вместо уроков. Он всегда прыгал лучше всех и считал себя бессмертными — как, пожалуй, и все они.
Но на этот раз лед не выдержал — мгновенно взорвался осколками, расступился, пошел гигантскими трещинами, выворачиваясь наизнанку. Через мгновенье на месте Тони зловеще плескалась черная вода. А они стояли и просто смотрели, не в силах пошевелиться. Только потом кто-то закричал.
Сегодня от Бонда больше не веет привычным спокойствием, этой незыблемостью меловых скал. И глаза у него холодные, как тот самый лед, кажется, еще мгновенье — и черная вода вырвется наружу, утягивая в бездну еще одного возомнившего себя богом мальчишку.
— Как дела, Кью? — спрашивает Бонд, как будто они давние приятели и не виделись несколько лет.
— Вы ведь в курсе, что это невежливо — вламываться в чужие дома? — раздраженно бросает Кью, не понимая, что Бонд вообще здесь делает.
— О-о, мистер Бутройд, — удивленно смотрит на него Бонд, — вы напоминаете мне о правилах приличия?
Глаза у 007 неожиданно трезвые и злые. Кью напарывается на этот взгляд, будто на стену, но быстро берет себя в руки. Нарочито медленно поправляет очки и в тон Бонду отвечает:
— Видимо, вы жаждете услышать инструкции.
— Конечно, — соглашается Бонд с толикой насмешки, едва уловимой, на грани восприятия, и делает жадный глоток рома.
Кью сквозь зубы начинает рассказывать детали операции: лучшая тактика в споре с Бондом — игнорировать его.
Задание не сложное, хотя в нем задействованы целых семь агентов. Проследить за объектом и взять его на горячем.
— Вы меня вообще слушаете? — прерывается Кью, понимая, что Бонд уже минуты две сосредоточенно гоняет патрон по самому краю стола.
Кью терпеливо ждёт какую-нибудь реакцию, но Бонд молчит, делая вид, что слишком увлечен игрой. Скрежет металла по стеклу, с которым патрон перекатывается по столешнице, напоминает Кью пытку.
— Скажи-ка, Кью, — улыбается Бонд одним уголком губ, и в полутьме комнаты усмешка больше напоминает угрожающую гримасу, — почему я решил, что Сильва мертв?
Кью не нравится этот вопрос. Ему не нравится Бонд в его квартире, не нравится, что Бонд, копается в архивах, но игра должна быть продолжена. Бонд просто пьян.
— Потому что вы убили его?
— Да ладно? — смеется Бонд, продолжая играть с патроном.
— Вы всадили ему нож в спину, — нарочито сдержанно говорит Кью.
Бонд снова молчит, переключив все свое внимание на то, чтобы не дать кусочку металла скатиться со стола.
— Ладно, — произносит он, наконец, и патрон замирает в его пальцах. — А почему я не присутствовал на вскрытии?
— Вы были в больнице, — как маленькому ребенку объясняет Кью. — И вообще, выметайтесь из моего дома, у вас достаточно денег, чтобы обзавестись собственным!
— Ладно... ладно, — примирительно говорит Бонд и медленно-медленно толкает патрон вдоль края стола. — Ладно...
Выметаться Бонд определенно не собирается.
— Ваш объект любит ходить по гей-клубам, — Кью решает резко сменить тему, вернувшись к деталям предстоящей операции.
Бонд приподнимает бровь и делает глоток из почти забытого стакана — он уже почти пуст, и агент щедро доливает себе из бутылки, притаившейся у кресла.
— Ему нравится находиться среди геев, — почему-то почти извиняется Кью. — Хотя мы с уверенностью можем сказать, что сам он вполне традиционной ориентации. Ему это просто нравится.
— У каждого свое хобби, — роняет Бонд и крутит в руке стакан. Кью начинает казаться, что 007 просто не может сидеть неподвижно — и это тоже непривычно.
Кью сам не знает, что тому виной — то ли Бонд в его квартире, то ли запах крепкого алкоголя, то ли сама эта непонятная зимняя ночь, с яркой круглой луной, скалящейся сквозь окно, — но он спрашивает и только потом понимает, что именно:
— А какое хобби у Меллори?
Кью вспоминает шефа МИ-6, вспоминает его плавные уверенные движения, твердые росчерки на бумагах, взгляд, чуть с прищуром, когда Меллори обдумывает ситуацию, его бесстрастный голос.
Кью удалось поработать с прошлой М, и он очень хорошо помнит эту резкую женщину. Ее невозможно забыть: хотя бы раз увидев ее и перекинувшись с ней парой слов, ты уже либо ненавидишь ее, либо готов отдать за нее жизнь. Она была словно пламя — неколебимая и яростная в своей уверенности, обращающая в собственную веру всех вокруг себя.
Меллори совсем другой. Меллори — словно подводная тварь, выползшая на поверхность. Подобно спруту он обхватывает своими щупальцами жертву и заставляет думать, как он, действовать, как он, жить, как он. И Кью тоже попался. Хотя прекрасно знал, что игры с такими тварями ни к чему хорошему не приводят. Он всегда хотел быть игроком.
— Какое хобби у Меллори? — переспрашивает Кью напряженно.
— Предавать меня, — легко, будто ждал этого, отвечает Бонд и ставит стакан на стол, рядом с замершим патроном. Он смотрит пристально на Кью — и тому кажется, что вот сейчас, именно сейчас, слой льда взрывается, обнажая ту самую черную воду. — А какое хобби у вас, Кью?
Кью не хватает воздуха: он задыхается в этом взгляде, где лед, раздробленный на тысячи острых осколков, мешается с бездонной темнотой.
Бонд знает. В сознании Кью мечется эта мысль: Бонд знает. Как всегда, взломал все замки, не спросив разрешения. Поэтому он и пришел сюда, поэтому и сидит сейчас здесь — Бонд все знает.
— Сильва жив, — говорит Кью и дерзко смотрит на Бонда. Он где-то читал, что чтобы выплыть, нужно поглубже нырнуть в водоворот.
Бонд продолжает смотреть на Кью, выражение его лица не меняется, так и оставаясь застывшей чуть улыбающейся маской.
— Сильва жив, — повторяет Кью. Терять ему уже нечего, он готов к любой реакции — но не к этому холодному безразличию, источаемому Бондом.
— Нет нужды повторять, Кью. Я все понимаю с первого раза.
Бонд встает и поправляет манжеты. Бонд аккуратно ставит патрон на край стола, чуть левее стакана с нетронутой свежей порцией темного рома, и придерживает, чтобы не упал. Бонд молча скрывается в прихожей, и через несколько мгновений Кью слышит, как захлопывается входная дверь.
Он стоит, оглушенный тишиной, и пялится на патрон, тускло бликующий в свете луны, перекрываемом ветвями деревьев за окном.
Кью, понимает, что только что сжег все мосты, какими бы ветхими они ни были. Кью понимает, что игра оказалась сложнее, чем он мог предполагать. Кью понимает, что то, что они сделали с Сильвой, неправильно — так же, как неправильна та усталая обреченность, которую видел Кью в глазах самого Бонда перед самым Скайфолом.
Кью допивает оставленный Бондом ром и разбивает стакан о стену — осколки весело звенят по полу; патрон пару мгновений удерживает зыбкое равновесие, но затем падает и катится по поверхности стола, вновь издавая тот самый звук, почему-то напоминающий Кью о неотвратимости судьбы.
Патрон достигает края стола и, наконец, падает.
Наступает тишина.
Луна в окне продолжает усмехаться, всем своим видом характеризуя дальнейшие перспективы Кью.
Наверное, так выглядят открытые финалы в арт-хаусных фильмах, думает он и идет спать.
Будильник прозвенит через четыре часа.
Автор: D.
Бета: H.G. Wells
Пейринг: 007|Q
Рейтинг: G
Жанр: gen
Саммари: Кью начинает понимать, что значит работать с Джеймсом Бондом.
Предупреждение: постскайфол
Спасибо прекрасной Моро, которая сделала баннер, с которого я прусь и спасибо прекрасной Кэл, которая до сих пор меня терпит
lvl 001
Последнее время со всеми этими перестановками и перетасовками работы стало до черта много, поэтому Кью возвращается домой за полночь с единственной мыслью — о шестичасовом сне.
Он заходит в квартиру, привычно бросает сумку на столик в прихожей и, попутно раздеваясь, идет в спальню. И замирает на пороге, потому что в проеме окна вырисовывается силуэт.
— Ты сдал меня Мэллори, — невозмутимо говорит силуэт голосом Бонда, и Кью не знает, что ему делать: то ли оправдываться, то ли попытаться сбежать.
— Вы не прошли тесты, 007, — вскидывает подбородок Кью. С чего бы ему оправдываться, в самом деле, в первую очередь это ведь опасно для самого Бонда.
Кью медленно, не поворачиваясь спиной к собеседнику, нащупывает выключатель и зажигает свет. Бонд даже не моргает, хотя черт его знает, сколько простоял в темноте.
— Собирайся, — так же невозмутимо говорит Бонд. — У меня самолет через три часа.
—Рад за вас, при чем здесь я? — пожимает Кью плечами и, не обращая внимания на Бонда, расправляет кровать. Ему сейчас глубоко все равно, что по этому поводу думает 007: он не спал почти двое суток и не собирается менять свои планы.
— Я прошел тесты, — поясняет Бонд и насмешливо смотрит на Кью.
— Рад за вас, — повторяет Кью и взбивает подушку. — Довели психолога до нервного срыва?
— Он задавал слишком много вопросов.
Кью демонстративно падает на кровать прямо в одежде и закрывает глаза:
— Лондон-Дакка? Насколько я помню, самолет должен был быть у вас завтра в два часа дня. До того, как я сдал вас Мэллори, — язвительно добавляет Кью и поворачивается на бок, спиной к по-прежнему неподвижному Бонду.
— Вы сдали меня Мэллори, а я сдал тесты. И мой самолет через три часа, и лечу я в Калькутту. Кью, не вынуждайте меня применять другие методы убеждения, — ровно говорит Бонд.
— Будете пытать? — интересуется Кью и даже открывает глаза.
— Да, — кивает Бонд. — Придется звонить в аэропорт, врать, что в здании бомба, и куче людей, которые устали не меньше вашего, придется не спать всю ночь, рейсы задержат, в конце концов, я улечу тем самолетом, которым хочу, а вам будет стыдно.
— Нисколько.
Кью смешно. Бонд же не псих делать все это. Но он смотрит на Бонда, на затаившуюся в уголках губ вежливую усмешку и разбивается о его спокойный уверенный взгляд. Это Бонд, думает Кью, и он поступит именно так как сказал.
Кью садится на постели. Ему уже не смешно.
— Что вам от меня нужно?
— Мой пистолет, — невозмутимо отвечает Бонд. — Взрывающихся авторучек не прошу.
Кью с ненавистью смотрит на Бонда, на его наглую, почти незаметную и от этого еще более издевательскую усмешку, на его идеально отглаженный костюм и начищенные ботинки и понимает, что 007 выиграл очередную партию в их противостоянии.
— У вас уже есть пистолет, — вяло парирует Кью. Он уже понял, что проиграл, и нехотя натягивает на себя куртку, но считает своим долгом хоть что-то ответить.
— Мне нужен мой пистолет, — поясняет Бонд. — Тот, что реагирует на отпечатки моих пальцев.
— Вы еще не успели их сменить? — Кью шнурует ботинки.
— Как-то не подумал, — серьезно говорит Бонд. — Но мысль хорошая.
В офисе МИ-6 тихо. Конечно — три часа ночи. В МИ-6 работают всего два психа — 007 и присоединившийся к нему сегодня Кью.
— Почему вы сменили рейс? — спрашивает Кью.
— Потому что не похож на идиота, — Бонд рассматривает запонки с небольшими бриллиантами, в которых спрятаны радиопередатчики, и кладет их в карман. — Это я возьму с собой.
— Осваиваете новые технологии? — фыркает Кью и заполняет документы на все, что выбрал Бонд.
— Опасаюсь, что Мэллори аннулирует все мои кредитки.
Кью не сдерживает и ухмыляется.
— Так не позвольте этому случиться, 007. Ваш пистолет, — Кью протягивает Вальтер.
— Забавно наблюдать за лицами тех идиотов, что пытаются из него вышибить мне мозги.
— Именно поэтому вы постоянно теряете эти пистолеты?
— Конечно. Вы же не думаете, что я их действительно теряю.
Бонд ухмыляется уголками губ и уходит.
Кью вздыхает, смотрит на часы и понимает, что смысла ехать домой уже нет. Вместо этого он поднимается на крышу здания и наблюдает, как где-то за городом восходит солнце.
Самолет Бонда, конечно, не через три часа, а на следующий день, но не из Лондона, а из Эдинбурга и не в Калькутту, а в Вену. Потом поезд на Берлин, а уже оттуда — самолет в Нью-Дели.
Кью это узнает, отслеживая перемещения Бонда, — потому что никогда нельзя верить шпионам.
Бонд будет позволять следить за собой, потому что иногда шпионы верят своим квартермейстерам.
И проверяют их. Вот как сейчас, когда Кью в конце доклада для Мэллори сообщает: «007 успешно приземлился в Дакке».
После этой фразы, глядя на Мэллори, Кью понимает, что никаких тестов Бонд, естественно, не сдавал.
lvl 002
lvl002
Разумеется, Мэллори аннулирует все кредитки Бонда. Разумеется, даже посылает кого-то его искать.
Разумеется, поднимается грандиозный скандал. Разумеется, Кью чувствует себя ужасно неловко и готов задушить Бонда собственными руками, хотя дальше кабинета Мэллори информация не уходит.
Бонд словно проваливается сквозь землю: выныривает в Нью-Дели, снимает все наличные, таящиеся на его банковских счетах, и выкидывает чертовы запонки в Джамну. Подумать только, просто берет и выкидывает — будто в насмешку над доверчивостью Кью.
А потом исчезает, а через пару недель всплывает в Каире, отметив свой приезд парой взрывов. Кью тогда мрачно смотрит на видеозапись горящего посольства народной республики Бангладеш и надеется, что Бонд был не настолько известен, чтобы его узнавали по носку ботинка. Как раз этот начищенный ботинок и является последним, что попадает в кадр, перед тем как запись обрывается.
Через пару недель после этого в Чили убивают весьма неоднозначного местного воротилу, а еще через несколько дней, уже из Перу сбегает достаточно влиятельный генерал и просит политического убежища у Британской Короны.
Каждый вечер, заходя в квартиру, Кью осматривается, готовый вновь увидеть силуэт у окна, но квартира пуста. Он сам не знает, что хочет сделать с Бондом, когда тот объявится: послать его или пристрелить? А потом, когда в разрушенном от пожара здании на окраине Гаваны находят пистолет, тот самый пистолет, который вручил Бонду Кью, ему хочется, чтобы Бонд просто вернулся.
Но тот не возвращается.
Кью заставляет весь отдел перетряхивать новости, даже самые незначительные, пытаясь найти хоть какой-то след. Но в мире ничего не происходит — ничего, связанного с Бондом: вряд ли тот заинтересовался бы выборами в Аргентине, или подстроил бы скандал с французским дипломатом, попавшемся на минете своему пресс-атташе.
Кью уже привыкает к пустой квартире и, входя внутрь, уже не проверяет каждый угол. Кью даже передвигает кровать, чтобы не просыпаться и не вглядываться в чертово окно, ища там непонятно кого.
Зиму сменяет весна, и Лондон неуверенно покрывается зеленой порослью, тающей в зябком сказочном тумане.
Именно из этого утреннего тумана на Воксхолл-кросс выезжает Aston Martin DB 5, из которого него как ни в чем не бывало выходит Джеймс Бонд. И так же невозмутимо, пересекает все кордоны, ведущие к зданию Ми-6. Так же невозмутимо, проходит прямо в кабинет Мэллори. Но Кью об этом узнает намного позже — сначала он встречает Бонда в собственном офисе.
Бонд стоит, опираясь на подоконник, в неизменном первоклассном костюме. Он гладко выбрит, но Кью замечает сбитые костяшки пальцев и то, как неловко он держит левую руку.
— Ты не сдал меня Мэллори, — говорит Бонд.
— Я был глуп, — вскидывает подбородок Кью.
— У тебя еще будет шанс, — спокойно обещает Бонд и добавляет невозмутимо: — Я опять потерял пистолет.
Кью смотрит на 007, и его губы трогает несмелая ухмылка.
Бонд кидает на стол тонкую черную папку и снова отходит к окну.
Кью знает, что там, и все равно открывает. Конечно, Бонд довел до нервного срыва психолога. Конечно, в резюме стоят единица и два нуля. И росчерк М. И дата — за две недели до того, как Бонд тогда, поздней осенью, заявился домой к Кью.
Никогда нельзя верить шпионам – потому что шпионы сами не верят никому.
Даже своим квартермейстерам, перепроверяя их снова и снова.
Естественно, Кью все это понимает. И все это также естественно, как давным-давно сданные Бондом тесты.
lvl 003
lvl 003
— Я попался, — коротко говорит Бонд, а потом Кью слышит шипение в динамике, от которого хочется закрыть ладонями уши. А потом он слышит треск и глухой удар, будто насекомое раздавили об асфальт. Наверное, так и было, если радиопередатчик можно считать живым существом.
Бонд знает правила игры, но от этого тишина не становится менее пугающей.
— Вышлите группу поддержки, — ровно говорит Кью, и офис будто оживает.
Все приходит в движение и появляются звуки, только давящая тишина остается внутри Кью, пока не разбивается на осколки, когда группа поддержки не находит ничего — разбитый вдребезги миниатюрный радиопередатчик не в счет.
Кью распечатывает себе его фото и вечером, дома, долго рассматривает, пытаясь заглушить тишину односолодовым виски прямо из горлышка.
Утром, собрав все отчеты, и не найдя ничего нового из того, что не раскопали уже его ребята, Кью плетется к Меллори.
Он ничего не говорит, кладет перед шефом МИ-6 стопку листов. Кью думает о том, что лучше бы там ничего не было, но там 450 647 знаков, не считая точек и запятых.
Меллори бегло просматривает отчет: листы не скреплены, и падают на ковер один за другим, по мере того как Меллори читает их.
— Плохо, — роняет он и откидывается на спинку кресла, сложив руки на груди.
Кью думает о том, что Меллори напоминает сейчас нахохлившегося воробья.
— Мы его подставили, — очень тихо говорит Кью.
Дело того стоило. Наверное.
Меллори мрачно смотрит на Кью и снова наступает та же самая тишина, гнетущая и давящая, разбивающаяся от голоса Меллори:
— Ищите. Найдите его, Кью, — Меллори смотрит на него своими птичьими глазами, словно хищник высматривая добычу, — Найдите, я не собираюсь повторять чужих ошибок.
Кью криво ухмыляется и кивает.
Кью ставит на уши весь отдел и возможно всю службу.
Кью отправляет послания всем резидентам, что есть в его распоряжении.
Кью молится, чтобы Бонда держали где-нибудь взаперти.
Кью просит у кого-то, то ли у дьявола, то ли у Бога, чтобы Бонда пытали.
Кью не спит ночами и мечтает о том, чтобы с Бондом что-нибудь делали.
Хоть что-нибудь.
С ним, а не с его трупом.
Кью ненавидит себя за то, что он в этом участвовал.
Сначала все казалось игрой: и уверения Меллори, что это все нормально для агента с двумя нулями, и ощущение, что все это ради чего-то очень важного, и..
Есть только отвратительный треск, умирающего под каблуком ботинка радиопередатчика, и давящая тишина, от которой Кью просыпается по ночам, тяжело дыша.
Через пять дней бессонницы с Ямайки приходит сигнал от «спящего агента» по каналу, который не использовался несколько лет.
Кью летит на Ямайку сам.
И находит Бонда, лежащего в гамаке под жарким тропическим солнцем. Он лежит здесь совершенно расслабленный и, кажется, довольный жизнью, и рука свисает из гамака, зажимая в ладони горлышко бутылки с пряным темным ромом.
— А вот и вы, — смеется Бонд, и Кью чувствует себя глупо, потому что он в брюках и в туфли набился песок. Потому что он прилетел из Лондона. Потому что забрался в военный вертолет. Потому что привез целую делегацию медиков. И спецназ. Бонду смешно, конечно.
— Вы не слишком-то вежливы, 007. Мы сбились с ног, ища вас, — выдавливает из себя Кью.
— Искали так плохо, что мне пришлось найтись самому, — доносится из гамака.
Кью хочется подойти и, наконец, увидеть Бонда. Вместо этого Кью разворачивается на пятках, и каблуки туфель отвратительно скребутся о песок:
— Через 10 минут мы вылетаем в Лондон, через восемь часов М. ждет полный отчет. Вам стоит поторопиться, 007, а то опять потеряетесь.
Кью опирается о ладонь какого-то агента, который помогает ему залезть в вертолет и наконец вздыхает полной грудью.
Лопасти вертолета шумят над головой, где-то далеко бьется о берег прибой, может быть, даже поют птицы.
Кью глубоко вздыхает и понимает, что избавился от этой тишины.
lvl 004
lvl004
Бонд последним заходит в вертолет, и на нем уже очередной костюм. Будто и не было никаких белых льняных брюк, краешек которых Кью успел разглядеть, когда Бонд лежал в гамаке.
— В Лондоне, насколько я помню, холодно? — роняет 007, непринужденно усаживаясь, словно находится не в чреве армейского вертолета, а в каком-нибудь дорогом казино, или на худой конец в ресторане. Кью даже кажется на мгновение, будто сейчас Бонд попросит мартини и счет и официантку до кучи.
— В Лондоне туман, — говорит Кью и утыкается в ноутбук. Он не то чтобы разочарован или обижен, он просто ошеломлен. В сером Лондоне он напридумывал себе всяких ужасов и притащил с собой целую армию спасения, ожидая найти Бонда в лучшем случае умирающим в какой-нибудь местной лачуге , а в худшем... Фантазия у Кью была богатая, так что он был готов ко всему. А Бонд встретил их бутылкой рома и умирать совершенно не собирался.
Спецназ отменился сам собой, ополовиненная бутылка рома и язвительный тон отменили медиков, которых Бонд вдобавок просто послал. Кью бы хотел отменить сам себя, но он уже был тут, как и все те люди, которых он собрал. Ради чего?
— В Лондоне всегда туман, это не новость, — издевательски вежливо говорит Бонд и отворачивается от Кью.
Они больше не разговаривают, пока летят. Кью не желает начинать разговор, Бонд просто не желает разговаривать: сидит с отстраненным видом, и в каждой складке его костюма Кью чувствует немой вопрос «что он, Джеймс Бонд, здесь делает?» У Бонда совершенно непроницаемое лицо, словно у восковой фигуры из музея мадам Тюссо, и Кью становится интересно: меняется ли оно, когда Бонд спит или убивает? Или же он и тогда остается совершенно невозмутим?
Бонд утыкается в ноутбук, который ненавязчиво реквизирует у Кью, пока тот ходит за кофе.
— Отдайте мой ноутбук, — почти шипит Кью.
— Мэллори ждет моего отчета, а не вашего. Кстати, с чего вы взяли, что этот ноутбук именно ваш? Здесь же служебная информация — он принадлежит Британской Короне, — позволяет себе заметить Бонд с деланным удивлением, которое разлетается пеплом вместе с его следующей фразой: — Как и вы.
— Как и вы, — только и может повторить Кью. То ли повторить, то ли попытаться парировать — его слова сейчас, как неудачная атака неопытного фехтовальщака.
— Как и я, — мягко соглашается Бонд, и если бы они фехтовали, Кью бы уже лежал на земле с пробитой грудью. Шах и мат.
Кью не любит летать, и это правда — ему не нравится само ощущение полета, не нравится чувствовать себя беспомощным внутри железяки, путешествующей в пустоте. И чтобы отвлечься, он просто осмотрит Бонда.
Наблюдать за Бондом интересно и забавно: Бонд печатает и смотрит на клавиатуру, сосредоточенно хмурится, а иногда, видимо, задумываясь над очередным предложением, замирает и склоняет голову чуть набок. В какой-то из таких моментов Кью не выдерживает:
— Вспоминаете английский алфавит? — говорить с Бондом определенно лучше, чем думать о полете в пустоте.
Бонд медленно поднимает голову и смотрит на Кью: не в глаза, а чуть выше, куда-то туда, где переносица переходит в лоб, и Кью вздрагивает от этого слишком профессионального взгляда. Язвить больше не хочется.
— Раздумываю, отражать ли в отчете то светопреставление, что вы устроили, — Бонд захлопывает ноутбук и кладет его рядом с собой. — Пожалуй, я спасу от самоубийства вашу гордость.
Кью не находит ничего более достойного, чем промолчать.
По приезде в Лондоне Бонд сразу идет в кабинет М, а потом исчезает в хитросплетениях коридоров МИ-6. Кью не видит его недели три, погруженный в дела отдела и срочные задания от Мэллори, а затем случайно натыкается на 007 в архиве, когда заходит занести документы.
В окружении папок со старыми отчетами и какими-то собственными заметками Бонд смотрится так же органично, как среди огня и дыма с пистолетом в руках. На белоснежном листе бумаги перед ним лежит дорогая перьевая ручка, и Кью вдруг становится стыдно — он не помнит, когда последний раз писал сам, от руки, а не стуча по клавиатуре.
— Подтягиваете теорию? — осведомляется Кью, не в силах просто пройти мимо. Бонд и архив, подумать только.
— Открываю шкафы, — говорит Бонд и принимается демонстративно разглядывать какой-то документ. У Кью возникает ощущение, что 007 раскопал как минимум его личное дело.
Кью снова не находит ничего более достойного, чем промолчать: мало ли какие скелеты выпадают из тех шкафов, что открывает сейчас Бонд.
У себя в офисе Кью устраивает разнос одному из ассистентов, убивает файл с недописанной программой и разбивает чашку с кофе. Когда он возвращается к себе в квартиру, его не покидает ощущение, что кто-то смотрит ему в спину.
Проходит еще несколько недель, и Мэллори вызывает его к себе.
Лондон заметен снегом, Кью опаздывает и, буквально врываясь в кабинет Мэллори, с облегчением понимает, что он успел на минуту раньше назначенного.
— Есть задание для 007, — рассеянно говорит Мэллори.
— Я дам ему инструкции, — кивает Кью, быстро проглядывая тонкую папку с исходными данными — ничего сложного, он вполне мог получить все это просто по емейлу. План операции уже начинает формироваться у него в голове, но пока это лишь координаты на белом листе бумаги.
— Выясните, готов ли он, — добавляет Меллори и натыкается на удивленный взгляд Кью.
— Последнее задание далось ему тяжело: Он провел сутки в больнице, два раза посещал психолога, первый раз по моему настоянию, неделю не выходил из дома, — ровно перечисляет Меллори и, будто резюмируя, кидает: — Он должен быть уже в порядке, но проверьте.
Колышущиеся листья пальм и слепящее глаза солнце, темный ром в пузатой бутылке и краешек белых льняных брюк.
«Задание действительно было тяжелым», — хочет съязвить Кью, но давится уже готовой сорваться фразой.
Шипение в динамике и затопляющая пространство тишина, разбитый вдребезги передатчик и мучительное ощущение предательства на губах.
Он молчит несколько секунд, пока мозг обрабатывает новую информацию, раскладывая её в пустые ячейки не до конца сложенного паззла.
— Я должен был быть более внимательным, — сдержанно произносит Кью, признавая факт своей ошибки, но не извиняясь за неё, — Он выглядел нормально. Действительно нормально.
— Он не хотел, чтобы вы заметили что-то, и вы не заметили. Это его работа, — устало говорит Меллори и подходит к окну. На улице снег, и асфальт покрывается белой пушистой кромкой, под которой блестит черная вода — еще только днем шел дождь.
Меллори вдруг усмехается; выходит это у него совершенно не весело, и вряд ли он думает о Бонде, когда повторяет:
— Это просто работа — сливаться с тенью.
К черту работу, думает Кью и идет в ближайший паб.
К черту, говорит он сам себе и топит мысли в темном густом эле.
К черту, усмехается Кью, открывая дверь в собственную квартиру, — а черт уже действительно здесь, развалился в кресле и качает в ладонях бокал с пряным карибским ромом.
И тут Кью вспоминает, что поминать нечисть не следует даже мысленно.
UPD: продолжение от 30.12 - lvl 005
lvl 005
Бонд пьян. Он не буянит, не лезет обниматься и не ломает мебель, но Кью сразу понимает — Бонд пьян. Дело не в пряном запахе рома, и не в том, что Бонд курит, и даже не в том, что Бонд вообще сидит здесь, в этом кресле, в спальне Кью, качая в ладони стакан, а другой рукой катая по стеклянному столику патрон от вальтера.
Бонд всегда ассоциировался у Кью с меловой скалой — гребаной меловой скалой, типа тех, куда водят туристов на южном побережье. Они так и норовят отколоть кусок породы себе на память — дай им волю, и они бы все растащили на сувениры, но скалам все равно. Что для них мир вокруг?
Кью вдруг вспоминает, как когда-то он ходил на реку. Они жили тогда в Канаде — родители уехали туда по контракту, когда Кью было восемь. Соседские мальчишки любили кататься на льду, прыгать со всей силы — так, чтобы гладкая поверхность шла мелкими трещинками. Лед прогибался под тяжестью, натужно скрипел, шел неторопливыми волнами, и высшим пилотажем было пробежать по заводи вдоль. Тот март навечно врезался ему в память. Мать запрещала ему ходить к реке, но он не слушал — кто же слушает взрослых в восемь лет, когда вы пираты и у вас секретная база в ельнике на берегу?
Кью никогда не забудет мальчишеский крик «Смотрите, что я могу!» — Тони любил покрасоваться, и прыжок его вышел на загляденье — как в фильмах, которые они бегали смотреть вместо уроков. Он всегда прыгал лучше всех и считал себя бессмертными — как, пожалуй, и все они.
Но на этот раз лед не выдержал — мгновенно взорвался осколками, расступился, пошел гигантскими трещинами, выворачиваясь наизнанку. Через мгновенье на месте Тони зловеще плескалась черная вода. А они стояли и просто смотрели, не в силах пошевелиться. Только потом кто-то закричал.
Сегодня от Бонда больше не веет привычным спокойствием, этой незыблемостью меловых скал. И глаза у него холодные, как тот самый лед, кажется, еще мгновенье — и черная вода вырвется наружу, утягивая в бездну еще одного возомнившего себя богом мальчишку.
— Как дела, Кью? — спрашивает Бонд, как будто они давние приятели и не виделись несколько лет.
— Вы ведь в курсе, что это невежливо — вламываться в чужие дома? — раздраженно бросает Кью, не понимая, что Бонд вообще здесь делает.
— О-о, мистер Бутройд, — удивленно смотрит на него Бонд, — вы напоминаете мне о правилах приличия?
Глаза у 007 неожиданно трезвые и злые. Кью напарывается на этот взгляд, будто на стену, но быстро берет себя в руки. Нарочито медленно поправляет очки и в тон Бонду отвечает:
— Видимо, вы жаждете услышать инструкции.
— Конечно, — соглашается Бонд с толикой насмешки, едва уловимой, на грани восприятия, и делает жадный глоток рома.
Кью сквозь зубы начинает рассказывать детали операции: лучшая тактика в споре с Бондом — игнорировать его.
Задание не сложное, хотя в нем задействованы целых семь агентов. Проследить за объектом и взять его на горячем.
— Вы меня вообще слушаете? — прерывается Кью, понимая, что Бонд уже минуты две сосредоточенно гоняет патрон по самому краю стола.
Кью терпеливо ждёт какую-нибудь реакцию, но Бонд молчит, делая вид, что слишком увлечен игрой. Скрежет металла по стеклу, с которым патрон перекатывается по столешнице, напоминает Кью пытку.
— Скажи-ка, Кью, — улыбается Бонд одним уголком губ, и в полутьме комнаты усмешка больше напоминает угрожающую гримасу, — почему я решил, что Сильва мертв?
Кью не нравится этот вопрос. Ему не нравится Бонд в его квартире, не нравится, что Бонд, копается в архивах, но игра должна быть продолжена. Бонд просто пьян.
— Потому что вы убили его?
— Да ладно? — смеется Бонд, продолжая играть с патроном.
— Вы всадили ему нож в спину, — нарочито сдержанно говорит Кью.
Бонд снова молчит, переключив все свое внимание на то, чтобы не дать кусочку металла скатиться со стола.
— Ладно, — произносит он, наконец, и патрон замирает в его пальцах. — А почему я не присутствовал на вскрытии?
— Вы были в больнице, — как маленькому ребенку объясняет Кью. — И вообще, выметайтесь из моего дома, у вас достаточно денег, чтобы обзавестись собственным!
— Ладно... ладно, — примирительно говорит Бонд и медленно-медленно толкает патрон вдоль края стола. — Ладно...
Выметаться Бонд определенно не собирается.
— Ваш объект любит ходить по гей-клубам, — Кью решает резко сменить тему, вернувшись к деталям предстоящей операции.
Бонд приподнимает бровь и делает глоток из почти забытого стакана — он уже почти пуст, и агент щедро доливает себе из бутылки, притаившейся у кресла.
— Ему нравится находиться среди геев, — почему-то почти извиняется Кью. — Хотя мы с уверенностью можем сказать, что сам он вполне традиционной ориентации. Ему это просто нравится.
— У каждого свое хобби, — роняет Бонд и крутит в руке стакан. Кью начинает казаться, что 007 просто не может сидеть неподвижно — и это тоже непривычно.
Кью сам не знает, что тому виной — то ли Бонд в его квартире, то ли запах крепкого алкоголя, то ли сама эта непонятная зимняя ночь, с яркой круглой луной, скалящейся сквозь окно, — но он спрашивает и только потом понимает, что именно:
— А какое хобби у Меллори?
Кью вспоминает шефа МИ-6, вспоминает его плавные уверенные движения, твердые росчерки на бумагах, взгляд, чуть с прищуром, когда Меллори обдумывает ситуацию, его бесстрастный голос.
Кью удалось поработать с прошлой М, и он очень хорошо помнит эту резкую женщину. Ее невозможно забыть: хотя бы раз увидев ее и перекинувшись с ней парой слов, ты уже либо ненавидишь ее, либо готов отдать за нее жизнь. Она была словно пламя — неколебимая и яростная в своей уверенности, обращающая в собственную веру всех вокруг себя.
Меллори совсем другой. Меллори — словно подводная тварь, выползшая на поверхность. Подобно спруту он обхватывает своими щупальцами жертву и заставляет думать, как он, действовать, как он, жить, как он. И Кью тоже попался. Хотя прекрасно знал, что игры с такими тварями ни к чему хорошему не приводят. Он всегда хотел быть игроком.
— Какое хобби у Меллори? — переспрашивает Кью напряженно.
— Предавать меня, — легко, будто ждал этого, отвечает Бонд и ставит стакан на стол, рядом с замершим патроном. Он смотрит пристально на Кью — и тому кажется, что вот сейчас, именно сейчас, слой льда взрывается, обнажая ту самую черную воду. — А какое хобби у вас, Кью?
Кью не хватает воздуха: он задыхается в этом взгляде, где лед, раздробленный на тысячи острых осколков, мешается с бездонной темнотой.
Бонд знает. В сознании Кью мечется эта мысль: Бонд знает. Как всегда, взломал все замки, не спросив разрешения. Поэтому он и пришел сюда, поэтому и сидит сейчас здесь — Бонд все знает.
— Сильва жив, — говорит Кью и дерзко смотрит на Бонда. Он где-то читал, что чтобы выплыть, нужно поглубже нырнуть в водоворот.
Бонд продолжает смотреть на Кью, выражение его лица не меняется, так и оставаясь застывшей чуть улыбающейся маской.
— Сильва жив, — повторяет Кью. Терять ему уже нечего, он готов к любой реакции — но не к этому холодному безразличию, источаемому Бондом.
— Нет нужды повторять, Кью. Я все понимаю с первого раза.
Бонд встает и поправляет манжеты. Бонд аккуратно ставит патрон на край стола, чуть левее стакана с нетронутой свежей порцией темного рома, и придерживает, чтобы не упал. Бонд молча скрывается в прихожей, и через несколько мгновений Кью слышит, как захлопывается входная дверь.
Он стоит, оглушенный тишиной, и пялится на патрон, тускло бликующий в свете луны, перекрываемом ветвями деревьев за окном.
Кью, понимает, что только что сжег все мосты, какими бы ветхими они ни были. Кью понимает, что игра оказалась сложнее, чем он мог предполагать. Кью понимает, что то, что они сделали с Сильвой, неправильно — так же, как неправильна та усталая обреченность, которую видел Кью в глазах самого Бонда перед самым Скайфолом.
Кью допивает оставленный Бондом ром и разбивает стакан о стену — осколки весело звенят по полу; патрон пару мгновений удерживает зыбкое равновесие, но затем падает и катится по поверхности стола, вновь издавая тот самый звук, почему-то напоминающий Кью о неотвратимости судьбы.
Патрон достигает края стола и, наконец, падает.
Наступает тишина.
Луна в окне продолжает усмехаться, всем своим видом характеризуя дальнейшие перспективы Кью.
Наверное, так выглядят открытые финалы в арт-хаусных фильмах, думает он и идет спать.
Будильник прозвенит через четыре часа.
@темы: а за кулисами Хайд и Джекилл пили виски на брудершафт, о, боль фандома - Скайфол
-
-
31.12.2012 в 01:33как же мне нравится твой Кью, эта буря эмоций, которая проходит через него. цепляет. однозначно!
и поворот с Сильвой весьма интригует)